Пришелец

Неоспоримым становилось одно – огромные массы людей, ездившие раньше по профсоюзным путёвкам в Крым, устремились в Турцию, Египет, Марокко. Многие могут позволить себе это каждый год, а в Таиланд или Шри-Ланку – раз в пять лет. При огромном желании, каждый расторопный житель Кургана или Новосибирска может организовать себе экзотический отдых поближе к экватору. Молодой парень на соседних креслах, бурно обсуждал со своей спутницей, вероятно женой, проблемы бизнеса, оставленного своему родственнику на время отдыха. Он торговал строительными материалами, произведёнными в России, которые мало чем отличались от зарубежных, но, крупные покупатели, оставаясь верными законам престижа, стремились брать заграничное. Парень из Воронежа сокрушался по поводу двоюродного брата, который имел слабые способности по рекламе отечественного товара, а так же по поводу правительства, которое не может установить квоты на ввоз из-за «бугра».
Самолёт остановился на взлётной полосе. Ещё минута, и гул работающих двигателей достиг максимума. За иллюминатором, в свете ограничительных фонарей аэродрома, шёл редкий снежок. Дмитрий почувствовал, как ладонь его жены легла на его пальцы; Эльвире не нравился момент разбега и взлёта, она не переносила «болтанку», и старалась ничего не кушать во время перелёта. Их слегка прижало к креслам – многотонная машина, всей мощью четырёх двигателей, устремилась вперёд, чтобы плотная струя воздуха превратились под крылом в силу, способную поднять эту махину. Какие-то минуты, и они вошли в плотные слои облаков. Исчезли огни мелькающие в иллюминаторе, убрались крыльевые фары, и лайнер, как могучий кит, погрузился в объятия воздушной стихии, где уже ничего не было возможно увидеть. Оставался мягкий полусвет в салоне, побледневшее лицо жены с вымученной улыбкой, и установившаяся тишина с мерно звучащим рокотом двигателей. Надо ждать эту половину часа, за которой наступят более приятные события. Ну, например, покажется звёздное небо, лайнер, набрав высоту, пойдёт в горизонте, прекратятся эти раскачивания и проседания.
Звёзды заглянули в иллюминатор раньше, чем они ожидали. Слой плотных облаков оказался не слишком высоким, и, теперь, стелился под ними сплошной белой равниной. Вскоре самолёт занял горизонтальное положение, пассажиры отстёгивали привязные ремни, высматривая глазами стюардесс появившихся в проходе с тележками. Лёгкий ужин, сон, и. что может быть лучше, чем проснуться в вечнозелёном лете?
Дмитрий планировал отдохнуть вместе с Эльвирой в Паттайе* четыре дня, затем, он летит в Коломбо, где Отто, наконец-то, открывает ему смысл таинственного представительства. Немец просил его прибыть на полтора месяца, но он объяснил старику, что может только на неделю, максимум – десять дней. После Коломбо, ему нужно было вернуться в Бангкок, забрать Эльвиру. Он не может оставлять производство на длительное время.
Дмитрий решил выбраться из кресел, чтобы размять ноги, пока проход свободен. Эльвира села на его место к иллюминатору. Он неторопливо двинулся в сторону хвоста, где полукругом располагались двери в туалет. Навстречу ему глядели весёлые лица людей, решивших «окунуться» в отдых. Кое-кто уже спал, не дождавшись ужина. За крайними рядами кресел компания мужчин организовала импровизированный стол, как на какой ни будь вылазке за городом. Они опрокинули в одном ряду спинки кресел и разложили на ней провизию. Бутылки с водкой лежали плашмя среди одноразовых картонных стаканчиков, заблаговременно припасённых. Это были прилично одетые, симпатичные люди, все они улыбались и приглашали своих соседей подойти к ним и отметить «одиннадцать тысяч над землёй».
– Да разве наших стюардесс дождёшься? – чуть ли не кричал мужчина лет тридцати, с розовым женским лицом. – Пока они три сотни человек накормят. Сказано: не дай себе засохнуть! Во! Смотрите, ещё человечек идёт. Заходи к нам!
Говорливый повернулся к Дмитрию, но он мягко отодвинул его широко расставленные руки:
– Прошу извинить. Лечусь от запоя. Никак нельзя!
– О! Как я тебя понимаю! Ты – молодец! Это видно по тебе.
– По тебе – тоже. – кратко бросил Дмитрий, проходя мимо.
Когда шёл обратно, услышал, как молодой человек с бабьим лицом, расставив на руках пальцы веером, вдохновенно вещал кому-то:
– Да, люберецкие вот у меня где! (энергично сжал пальцы в кулак) Мой пахан на трубе сидит. Фамилий говорить не буду!
Мелкий бандит, хочет казаться крупным? Но на трубе, будь то газовая или нефтяная, «сидит» его папочка, чьи деньги он «осваивает» . Но откуда тогда эта блатняцкая закваска, эти намёки на то, что, мол я, на одной ноге с сильными мира сего? Нет, скорее всего, он не бандит, и даже не мелкий. Они сейчас зря не растопыривают пальцы веером. Это просто пузырь, который несёт ветром. И вот, с такими, приходиться летать вместе за моря- океаны.
К ним подкатили колясочку с ужином. Эльвира, как ни странно, изъявила желание покушать. Они взяли красного вина и рыбу.
– Извините, а сувениры Вы будете предлагать? – спросила молоденькую стюардессу Эльвира.
– Чуть - чуть попозже, – с готовностью ответила девушка.
– Зачем тебе они? – улыбнулся Дмитрий, поглядывая на отъехавшую коляску.
– Ты же знаешь, для обслуги.
– Для них лучший сувенир – это зелёная бумажка!
– Это все делают. Помнишь, на Шри-Ланке, я подарила горничной красивый черепаховый гребень? В каждое её дежурство у моей кровати стояли цветы. Она приносила их из своего дома. Очень милая девушка!
После ужина Криковский глянул на часы. Двадцать один час московского времени не располагал ко сну, и он решил открыть свою книжечку, чтобы снова перенестись в то время, когда лихие люди ставили вольность выше своей жизни, не щадили богатых, присваивая себе добро по праву сильного. Он читал о том, как Степан зарубил отца красавицы-персиянки на её глазах, как забрал молодую княжну себе в жёны.
И, вдруг, он услышал нестройный хор голосов: « Из-за ос-трова на стре-жень, на прос-тор речной волны. а- выплы-ва-а-ют рас-пис-ные..». Он мог бы подумать, что это слуховая галлюцинация, что он спит, воображая себя участником средневековой мистерии, но голоса доносились вполне реально, из хвостовой части салона. За свою жизнь ему много пришлось летать на самолётах. Он видел пьяных пассажиров, пьяные компании.. но, хоровое пение?
« И за борт, её бро-са-ет, в набе-жав-шую волну!» – набрав мощь, во всю глотку, вопили крепкие мужские голоса. В хвостовую часть самолёта уже бежали стюардессы и стюарды, из заднего, одинокого кресла поднялся внушительного вида мужчина из «органов», отвечавший за безопасность пассажиров.
Весёлая братва, как видно, разбудила этого мужа, и он подошёл к ним, сурово сдвинув брови: « В чём дело? Не нарушайте, граждане! Вы находитесь в самолёте! Людям нужно отдыхать!»
– А если мы петь хотим? Пусть люди послушают самую народную песню. Кто ты такой? Нам ты рот не закроешь! Мы свободный народ! – за всех отвечал сын папы, «сидящего на трубе». Со своих мест вставали близко сидящие пассажиры, и вместе со стюардессами в хвосте оказалось скопление народа.
Представитель «органов» понял, что дал маху, посмотрев сквозь пальцы на то, как оголтелая братва накрыла «поляну» с водкой посреди лайнера. И ещё он понял: уговорами дело не остановить. Крепкий телом и духом воин невидимого фронта мгновенно уяснил для себя: если сию секунду он не пресечёт «разинщину», то спустя время сделать ничего будет невозможно. Он сделал широкий шаг вперёд и, своей мускулистой рукой сгрёб в кулак рубашку вместе с галстуком у самого горла любителя пения. Рывок на себя, и обладатель женоподобного лица оказался вплотную придвинутым к мощной тренированной груди. Выдержал только шёлковый галстук. Белая рубашка разъехалась, обнажив тело молодого человека, успевшее стать дряблым.
– Ты, любитель хорового пения! Я сейчас, вот этим, ( он поднял вверх свой кулачище) так двину тебя по кумполу, что голова провалится в жопу, и, тебе не только не захочется петь, но и даже срать ты будешь через рот. И все, кто тут есть, скажут: много выпил! Подскользнулся, упал, очнулся – гипс. Бывает! Девочки, соберите всю водку, какая у них осталась! Наведите порядок, и рассадите их по разным местам. И, не дай бог, кто будет шататься по салону! В туалете смою!
Этот впечатляющий монолог восприняли все мгновенно. Тело москвича, у которого «все люберецкие в кулаке», мгновенно растеклось, брошенное одним движением в кресло. Если бы человек, отвечающий за безопасность, принялся уговаривать, и взывать к порядку, результат мог быть прямо противоположный. Видимо, авиакомпания знала, кому доверить самое заднее кресло в самолёте.
Инцидент угас, но Дмитрий, был поражён неожиданным совпадением: дух Стеньки Разина словно просочился в небольшое пространство пассажирского салона.
– Какие никчёмные люди! – тихо прошептала Эльвира.
– Да, нет. Просто им тесно в своей оболочке. а они хотят выглядеть героями. Душа хочет удали, а тело страшится даже этого перелёта. Неуверенность в себе, делает их похожими на дворняг, сорвавшихся с цепи, и почувствовавших неожиданный воздух свободы. Жалко только, что по двум – трём таким людям, попавшим за рубеж, будут судить обо всех русских.
– Ты как всегда, Дима, всё усложняешь. Русских все знают давно, и эти двое, не смогут сделать ситуацию хуже, чем она есть.
– Дорогая, ты конечно права! Поэтому, с твоего позволения, я попытаюсь уснуть. Не удивлюсь, если мне приснится Разин, бросающий за борт персидскую княжну.
– Честно говоря, я подумала, что будет драка, и хотела попросить тебя воспользоваться. вот этим.
Эльвира показала на его браслет.
– Ну, что ты! По таким поводам этот кинжал обнажать не стоит.
– Ты хотя бы проверил его в самом мягком варианте. Вдруг он уже «заржавел»?

 

* * *

 

Дмитрий проснулся от шума, исходящего из хвостовой части фюзеляжа. Возле туалетов шла настоящая рукопашная схватка, сопровождающаяся руганью, выкриками. Мимо их кресел пробежал в хвост блюститель порядка, так удачно погасивший первые признаки «пожара». Ему, и двум стюардам, понадобилось время, чтобы снова восстановилась тишина. Пассажиры, находившиеся поблизости, зафиксировали падение нескольких тел, по которым топтались мужчины, способные стоять на ногах. Когда Дмитрий встал, чтобы оценить ситуацию, и по возможности вмешаться, всё было кончено.
«И вот считать мы стали раны, товарищей считать», – эти строки полностью отражали дальнейшее развитие событий. Более пострадавшего усадили в кресло. На его лице не было живого места. Кровавые подтёки закрывали оба глаза, из разбитых губ стекала на белую рубашку кровь.
Сериал оказался с продолжениями, и отдых, по крайней мере, двоих из тёплой компании, заканчивался, так и не начавшись.
За иллюминатором забрезжил рассвет. Плотная дымка, словно сферический, белый кокон, окутывала Землю. На востоке эту дымку пронизывали первые лучи светила. День начинался. Дмитрий глянул время. До посадки оставалось чуть больше трёх часов. Эльвира мирно спала, склонив голову на бок. Вот и славно! Теперь пассажиры, попрятавшие свои дублёнки в заранее приготовленные сумки, начнут бегать в туалет, чтобы надеть лёгкие одежды. Все ждут свидания с летом, и, чем меньше времени остаётся до посадки, тем больше суеты, смеха, шуток.
И лишь у кресел с пострадавшими, суетятся сердобольные стюардессы, ставя примочки на «фейсы», которые и за пару недель не станут фотогеничными.
Силён наследственный дух Стеньки? Глупости! На всё это способен и немец, и англичанин и француз! С той лишь разницей, что эти ребята знают: в аэропорту их будет ждать полиция – сто процентов! Протоколы с подписью свидетелей из экипажа, разбирателство, громадные штрафы, а то и тюрьма вместо волн и песочка.
Русские – лучшие в мире. Они своих – не сдают! Ну, пошумели – побузили, попив водочки, так сами же и пострадали – с кем не бывает! Разве придёт в голову экипажу вызвать полицию? Никогда! Им с Эльвирой наверняка ещё придётся встречаться на пляжах с этими, как называл таких людей Дмитрий, «инди–валидами», для которых если нет много водки, нет отдыха. И здесь Дмитрий не ошибся.
Можно подумать, что какое-то божество руководит законом событий, и если оно задумало испортить кому-то отдых, то будет делать это с завидной последовательностью. Происходящее вокруг тебя не исчезает бесследно. Самые незначительные, мимолётные встречи, несколько взглядов и слов – всегда имеют последствия. Подрались какие-то «петухи», распивающие водку в самолёте. Какое отношение это событие может иметь к другим пассажирам, к чете Криковских, людям иного склада, иного интеллекта? Подобное ищет подобное, а между разными мирами лежит пропасть. Но что-то подсказывало Дмитрию – инциндентом в самолёте дело не закончится.
Как только колёса мягко коснулись бетона, в пассажирском салоне раздались дружные аплодисменты экипажу. К сожалению, экипаж не мог ответить тем же.
За иллюминаторами виднелись зелёные пальмы, и, через несколько минут их принимало в объятие лето, щедрое солнце и улыбки встречающих. Впрочем, в аэровокзале вам улыбаются все, и ощущение что вас здесь ждут, не покидает ни на минуту. Тайские девушки провожали пассажиров до автобусов, где с орхидеями встречали другие, одаривали цветами, фотографировали.
Солнце ласкало их недолго: кондиционеры аэровокзала сменились кондиционерами вместительного автобуса. Из окон на них смотрела иная цивилизация, созревшая в земной «теплице», не знавшая современных разрушительных войн. Разноуровневые дороги на мощных опорах опутывали нагромождение зданий и небоскрёбов. Сплошной движущийся поток транспорта, казалось, представлял собой некий монолит, где дистанции и интервалы составляли сантиметры.
Гид рассказывал о том, что в Бангкоке, среди всех городов мира, – самое большое количество мотоциклов. И произошло это потому, что двух и трёх колёсное средство, недорогое в эксплуатации, заменило знаменитые рикши. Среди потока автомобилей, мотто и вело рикш, стояли полицейские регулировщики, с белыми повязками на лицах. Солнечные лучи близившегося к половине дня пробивали плотную дымку испарений большого мегаполиса. Автобус подвозил их к гостинице Сол Твин Тауес (Башни- близнецы), где они должны были остановиться на два дня.
 

* * *

Криковскому уже приходилось бывать в Таиланде, и он готов был снова и снова возвращаться сюда вовсе не потому, что на вас изливался поток солнца, цветов, фруктов, новых впечатлений.
Сама ткань жизни здесь была иной, не похожей на привычную, она внушала оптимизм. Если и существуют облака неприязни, нетерпимости, то они таяли здесь, под сенью какой-то особой, внутренней раскрепощённости людей, ставящих себе посильные задачи, и достигающие их.
Здесь не принято проявлять нездоровый интерес к жизни людей состоятельных, да и нет на это время. Деятельный народ, каждый из которого, всеми доступными способами, стремится улучшить собственную жизнь, не уповая на правителей и правительства – достоин уважения. Можно было только гадать, что за высшие силы сделали тайцев добродушными, улыбчивыми, деятельными? Обилие солнца, благодатный климат, или древние традиции свободной торговли? Скорее всего – всё вместе. Благодаря современным возможностям воздушных сообщений, поток туристов наводнил небольшую живописную страну. До 1962 года, Паттайя, ныне всемирно известный курорт, была маленькой рыбацкой деревенькой среди джунглей, не было никаких дорог. Теперь это город, сверкающий неоном, где оставляют свои деньги миллионы людей со всех частей света.
Дмитрий снимал на камеру вид Бангкока с десятого этажа гостиницы. Небоскрёбы, разбросанные по разным частям города, обволакивала дымка, зато здания рядом с отелем, расположенные ниже, были интересны тем, что на большинстве не было крыш. Это были площадки - солярии, скорее всего оборудованные сливом воды, на которых устраивались садики, с обязательными фигурками Будды. Кое-где, среди зелени на крышах, были видны бассейны.
– Дима, я готова! – Эльвира стояла рядом, одетая в лёгкую блузку и светлые, короткие брюки. Он перевёл объектив на неё, и она помахала рукой – Привет! Мы на десятом этаже Sol Twin Towers! Сейчас отправляемся в поездку по Бангкоку, в Китайский квартал и на Рынок Цветов.
Дмитрий всё это видел, но ему не удалось посмотреть сверху на огни Бангкока. Заключительный этап сегодняшней экскурсии, как раз включал в себя ужин на семьдесят восьмом этаже отеля Baiyok sky. Да, к тому же они за целый день ещё не покушали, и восхищение обилием цветов и рачительностью китайцев, сделавших свой квартал прибежищем любителей антиквариата и гурманов, сменилось ожиданием конечной точки путешествия, где их ожидал ужин.
Скоростной бесшумный лифт вознёс их на стометровую высоту, и они отправились бродить по «подкове» со стеклянными стенками, где росли редкие растения и были выставлены раритеты, отражающие историю Тайланда. Можно было сфотографироваться на рикше и рассматривать ночную жизнь улиц через оптические средства.
Картина ночного Бангкока раскинулась перед ними. Огни больших городов всегда заставляли Криковского думать о чуде, созданном человеческими руками. Круглые высотные башни напротив отеля, переливаясь всеми цветами радуги, освещали тёмный небосвод, как фонари в китайском квартале, и даже звёзды, глядевшие с высоты на это чудо, не могли соперничать с буйством огней на земной поверхности.
Как- бы не была прекрасна, эта почти космическая картина, приходилось подчиняться зову плоти. Они отправились в ресторан и сели за один из длинных столов, рассчитанных на бесчисленные экскурсии. Ресторан не отличался чем-то особенным, за исключением этих длинных столов, напоминающих какой-то артельный вариант. Но официанты явились незамедлительно, и выяснилось, что пассажиры каждого автобуса, должны занять стол, согласно заказа, оформленного турагенством. Пришлось пересесть за стол с табличкой «Натали-турс». Затем выяснилось, что здесь шведский стол, и придётся пройти к столикам, на которых стояла горячая еда, закуски и фрукты. Спиртное надо заказывать официантам.
Криковские попросили молодого тайца в белой рубашке с галстуком, принести белое «Шардоне», и отправились выбирать ужин. Чтобы не рисковать, среди большого выбора не совсем известного, они остановились на приличных порциях жареной сёмги, которую нужно полить половиной дольки лимона, и, чтобы не изменять морепродуктам, взяли крупных тигровых креветок. Из фруктов выбрали крупный очищенный грейпфрут.
Когда они вернулись за стол, то обнаружили знакомые лица пассажиров, которые летели с ними одним рейсом. Среди них был человек с женским лицом и его друг, малоприятный человек, с тщательно обозначенным пробором на волосах, намазанных какой-то жидкостью. Несколько царапин на лицах друзей напоминали о баталии произошедшей на самолёте. Основные пострадавшие, вероятно, не испытывали желание выставлять свои личности на обозрение. Перед любителями выпить стояла бутылка виски, наполненные широкие бокалы, металлическое ведёрко с кубиками льда. Они шумно обсуждали меню, и неожиданно взгляд «женоподобного» наткнулся на Дмитрия. Он словно споткнулся, и голова его вскинулась вверх.
– О! Приятно встретить человека, с которым дрейфовал в пятом океане!
Криковский не сразу распознал драчунов. Не особенно приглядываясь к сидевшим за столом, они присели прямо напротив своих буйных соплеменников. Дмитрий сдержанно поздоровался, и сказал, что, вряд ли сможет ответить тем же. Ему казалось, что нормальным людям, перебравшим с выпивкой и, натворившим бог весть что, будет стыдно глядеть в глаза свидетелям всего произошедшего. Он ошибался, эти двое вели себя как герои!
– Слышишь, Лёха. Нас здесь не уважают. Знаешь почему? Да просто не знают, с кем имеют дело! Но мы не навязываемся. Не люблю таких! «Я лечусь.» и всё такое. А сам винцо пьёт! Лёха, разве это русские люди? Вот из-за таких умников.
Дмитрий не стал дослушивать. Он поднялся, помог встать Эльвире, и они перешли в дальнюю часть стола. Сёмга была очень сочной, достичь такого, можно поливая кусочки вином. Они запивали рыбу белым «Шардоне», но наслаждение от вечера, было безнадёжно утрачено. Казалось, что чья-то долго не мытая рука прикоснулась ко всему, что наполняло этот вечер. Эльвира усмотрела сдвинутые складки у переносицы Дмитрия.
– Слушай! Не обращай ты на них внимания! Неужели любая пьянь сможет испортить нам настроение?
– Не любая! А та, что имеет деньги, чтобы лететь куда угодно, и делать что угодно. Впрочем, ты права! Я уже успокоился.
Неожиданно, кусок рыбы свалился с вилки на светлые брюки Дмитрия.
– Ну, вот! Этого ещё не хватало! Извини, я на минутку.
Ровно три минуты хватило Криковскому, чтобы отмыть пятно в туалете и просушить мокрое тёплым воздухом. Возвращаясь к столику, он увидел, что московский парень с бабским лицом стоит рядом с его женой, наклонив к ней голову, что-то доказывает. Кто-то посторонний принимал за него решения, и его руки выполняли то, о чём он просто не успел подумать.
Дмитрий захватил левой рукой его запястье, правой схватил за горло и рывком развернул москвича к себе лицом, прикрыв своими плечами происходящее от людей, сидящих за столом.
– Если ты ещё раз приблизишься ко мне, или к моей жене, менее чем на десть метров, тебя ждут неприятности!
Его противник, судорожно извиваясь, пытался оторвать руку, железной хваткой схватившую его горло. Бабье лицо на глазах синело, и Дмитрий ослабил хватку. К ним спешил официант с перепуганным лицом, но когда подбежал, увидел двух обнимающихся друзей, улыбку на лице Криковского.
– My friend has drunk too much. He is not well.*
Официанта этот ответ устроил, он поспешил по своим делам.
Дмитрий повёл своего «друга» на место, а тот держался двумя руками за горло и как одержимый глотал воздух. Не многие заметили сущность происходящего, но и те, для которых движения Дмитрия были вполне очевидными – не подали вида, ведь они были его земляками, и прекрасно запомнили этих двоих наглецов.
Вечер был окончательно испорчен, а им ещё предстояло возвращаться в отель на одном автобусе с этими недоумками. Впрочем, здоровье совсем покинуло нагловатого парня, держась за горло, он бросился в туалет, и Дмитрий испугался: может, повредил ему шею?
– С чем он пожаловал к тебе? – спросил он Эльвиру.
– Ты не поверишь! – Он пытался меня купить, сказал, что собирается приобрести отель в Паттайе, и что может купить всё, что пожелает. Спросил, сколько я стою. Я не успела ответить.
– Дорогая, ты меня успокоила. Мои действия были адекватны.
В автобусе, отъезжающем в отель, стояла непривычная тишина. Люди не успели как следует отдохнуть от перелёта. Двое «крутых» парней так и не явились к отъезду. Они, скорее всего, предпочли такси.

 

* * *

Гранд Палас, или Большой Королевский Дворец, был заложен королём Рамой первым в 1782 году. Четырьмя стенами с башнями и воротами обнесена территория более двухсот тысяч квадратных метров. Кроме резиденции монархов и тронных залов, здесь были построены правительственные здания и знаменитый Храм Изумрудного Будды – личная часовня королей.
Трон Изумрудного Будды сделан из дерева, покрытого золотом, а само божество – выточено из цельного куска нефрита. Одежда Будды меняется три раза в год, при смене сезонов: летнего, дождливого и зимнего. На этих церемониях присутствует король. Вход в храм охраняет огромная фигура демона в золочёных боевых одеждах. Этот страж ворот впечатляет не столько огромными глазами, страшным ртом с двумя клыками загнутыми вверх, а своим богатым нарядом – филигранным трудом искусных мастеров.
Дмитрий и Эльвира остановились возле демона, чтобы перевести дух. Впечатлений было столько, что они не были готовы сразу выразить своё отношение ко всему великолепию за этими стенами. Здесь были собраны в одном месте ценные породы деревьев, золото, драгоценные камни, чтобы возвысить человеческий дух; в этом прослеживался гимн человеческому труду, тому невероятному, на что был способен человек.
В окружении этих островерхих крыш, узорчатых фронтонов, золотых макушек, Дмитрий чувствовал себя в иной, неземной цивилизации, и хозяевами всего этого были инопланетяне, говорящие на гортанном птичьем языке. Что там говорил старик Отто о контактах с иной цивилизацией? Не это ли самое он имел в виду? Какие чудеса, чудесней, чем эти, ждут его на Шри–Ланке?
Солнце палило немилосердно. Они спасались под соломенными шляпами, которые продавались у входа, надеясь, что у воды (следующая экскурсия предстояла по каналам Бангкока) будет прохладней.
Река Менам, впадающая в Сиамский залив, пополняла воды судоходных каналов, делающих столицу своеобразной Венецией. Образ жизни на воде, в домах на сваях – это образ, прежде всего джонки – длинной лодки с плоскими кормой и носом приподнятыми вверх. Тайцы победнее, управлялись на них вёслами, побогаче – имели моторы. Туристический бизнес – прогулка на лодке по каналам – захватили молодые, расторопные люди, имеющие на своих джонках мощные двигатели.
Здесь же, на причалах, бойкие торговцы приносили большие плетёные корзины с батонами белого хлеба. Они продавали хлеб чуть дороже, чем это было в магазинах, тем более что их товар расходился очень быстро. Дело в том, что местные воды, буквально кишели рыбой, которую жители, поселившиеся в домах на сваях, подкармливали прямо из окон. Таким образом, даже не устраивая специальные садки, они под руками имели крупную, «вольную» рыбу. Гулявшая «сама по себе» рыбина, предпочитала селиться там, где её кормят, и отлавливалась сачком прямо с деревянной площадки на сваях. Давая возможность туристам кормить рыбу из рук, практичные тайцы достигали сразу несколько целей.
Прогулка по каналам заняла у них около полутора часов. Они видели множество домов по берегам – обветшавшие, соседствовали рядом с добротными и богатыми, расписанными золочёной краской, с черепичными крышами. Иногда из-за деревьев показывались островерхие пагоды, часовни и храмы. Все молитвенные дома сверкали свежей краской и позолотой. Побывали они и на плавучем рынке, где множество джонок были загружены горами овощей, зелени, фруктов.
В номере отеля, подводя итоги своих впечатлений за день, Эльвира сказала:
– Нам повезло, мы не встретили сегодня наших «друзей». Чем они могут заниматься, если даже от оплаченных экскурсий отказываются?
– У них может быть только одна экскурсия. В страну дураков! – отозвался Дмитрий. – Ты знаешь, слова одной из лёгоньких песен, что плодятся как мухи? «Я – московский тупой бамбук.» Это о них.
– Да, но они же добились того, что мы говорим о них, хоть и много чести. А вообще-то, я с содроганием думаю о том, что мне придётся вновь их увидеть. Чувство такое, как- будто мы во что-то вляпались, и это нас преследует.
И «это» их действительно преследовало. «Оно» садилось с ними в автобус на следующий день, когда они отъезжали в Паттайю. Где-то, за их спинами, сидели эти полупьяные физиономии. Две мешковатые фигуры проходили мимо них в узком проходе автобуса, нарушив тем самым «правила десяти метров»; они оглушительно смеялись над чем-то смешным, ощущая себя совершенно прекрасно, потому что весь прошлый день провели в ресторане, и им хотелось, чтобы все слышали, как они обсуждают вчерашнее. Конечно, вступать в разговоры с Криковскими они больше не решались, но наглые ухмылки не покидали их лиц.
Этого оказалось недостаточно. В Паттайе, Дмитрия и Эльвиру поселили в отеле «Гранд Джемтьен Палас». Под этой же крышей нашёл пристанище и «московский тупой бамбук». Это означало ежедневные встречи в столовой, бассейне, на пляже.
– Не будем делать из всего историй! – Решительно заявила Эльвира. – Так весь отдых можно себе испортить.
Четвёртый этаж, где поселили Криковских, имел собственный бассейн и парную. Здесь, на козырьке, выступающем в сторону моря, можно плавать, загорать и обедать в кафе. Большой бассейн рядом с жилым комплексом в форме двух эллипсов, служил берегом для ресторана с одной стороны, и солярием с откидными креслами – с другой. Морской пляж, к сожалению, не внушал оптимизма, потому что располагался рядом с дорогой. Во всяком случае, здесь в отеле, можно было выбрать одно из трёх мест для отдыха. Но, уже на следующий день, Эльвира выбрала пляж на острове Самет. На микроавтобусе надо было ехать до рыбацкой деревни Бан Пхе семьдесят километров, затем катер доставлял вас на «Бриллиант Восточного Тайланда», названный Райским островом.
– Дима, мне рассказывали, там необыкновенной прозрачности зеленоватая вода, волшебная растительность и чистейший, белый песок! К тому же, там не будет этих алкоголиков.
Утром, позавтракав в столовой, в семь часов тридцать минут, они стояли у входа в отель, разглядывая фигуру Будды под островерхой крышей из черепицы. Микроавтобус не заставил ждать, и они заняли сиденья сразу за кабиной водителя. Подошли ещё туристы с их гостиницы. Гид по имени Нум, сухощавый таец похожий на мальчика, торопил с отъездом. Среди тех, кто рассаживался в автобусе, последними вошли. два московских друга.
Вот вам и райское местечко – остров Самет! Оставалось рассматривать в окошко незнакомый мир, где здания перемежались полями, где среди зелени, кроме рогатых животных, можно было видеть слонов. Здесь не было дымки, как в Бангкоке, и щедрое солнце освещало виды на изумрудные ландшафты.
Рыбацкой деревни Бан Пхе они так и не увидели. Их привезли к причалу, окруженному магазинами, лавочками, частными домами. Нум говорил на русском с большим трудом, но, всё- же они поняли смысл сказанного. Оказывается, чтобы увидеть настоящую тайскую деревню, надо ехать дальше, в джунгли.
Морское путешествие до острова прошло без осложнений, если не считать счастливое падение камеры. Дмитрий поддержал покачнувшуюся Эльвиру, в этот момент ремешок соскочил с плеча, и цифровая техника полетела в волны между причалом и катером. Каким-то чудом ремешок зацепился за поручень и удержал камеру, только что приобретённую в Бангкоке.
Двухпалубный катер заполнялся пассажирами со всех сторон света. Здесь были японцы, шведы, немцы, голландцы. Криковские устроились на корме, смотрели на удаляющийся берег. Солёные брызги долетали до них, и они с наслаждением подставляли лица освежающему морскому ветру.
Катер не дошёл до острова около двухсот метров. Причалов из-за мелководья здесь не было. Моторная лодка подтаскивала вместительную плоскодонку, похожую на корыто. Предстояло пересесть в неё. Когда это «корыто» ляжет дном на песок, надо снимать сандалии, и по колено в воде идти к берегу. Всё это веселило публику, и было похоже, хотя и на маленькое, но приключение. Многие намочились, кое-кто свалился, когда нос посудины уткнулся в песок, был слышен смех.
Песок здесь действительно походил на ровное стекло – настолько плотно его укатали волны. Полоска пляжа была узкой, некоторые деревья свешивали свои зелёные кроны прямо над водой. Рестораны и кафэшки прятались за деревьями, и «десант» туристов сходу стал занимать свободные лежаки. Поодаль на якорь встали ещё два катера.
С палубы судна Дмитрий высмотрел, что левая сторона берега, пустынна. Видимо это объяснялось отсутствием пляжного сервиса и удалённостью от ресторана, где туристов кормили обедом.
– Идём осваивать остров! – сказал он решительно, и обнял Эльвиру за плечи. Они двинулись по песку. Неглубокие следы босых ног тут же стирали волны. К своему удивлению, пройдя около километра, они оказались в безлюдной зоне. Серпообразный берег привёл их к мысу, где виднелось цветущее красными цветами дерево. Здесь берег уходил вверх, образуя холм, заросший деревьями. На его склонах проглядывали из зарослей маленькие домики на сваях. В двадцати метрах от воды виднелся живописный столовый «гарнитур» – из громадных корней отшлифованных волнами, были сделаны кресла, столом служил большой круглый пень. Ни души!
– Ой! Смотри! – воскликнула Эльвира, судя по возгласу, обнаружившая нечто. Дмитрий подошёл поближе, и между двух импровизированных кресел он увидел красавца петуха. Он деловито разрывал землю, не обращая внимания на людей, не издавая призывных звуков. Видимо, призывать здесь было некого, возможно, это был бойцовый петух, сбежавший от хозяина.
– Извини, Петя, мы тебя потесним! – сказал Дмитрий, водружая сумку на стол. – Больно нам местечко понравилось, и двуногих нет рядом, а ты нам не помеха.
Развесив на деревьях одежду, они бросились купаться. Вода действительно была чистой, но огромное количество жёлтой листвы – следствие сухого сезона – лежало на песке и плавало в воде. Вот, собственно, почему здесь было безлюдно! На пляже, с которого они ушли, листву выметали.
– Ничего страшного! – храбро заявила Эльвира. – Это только у берега. Чуть подальше листьев нет.
Им не хотелось уходить с приглянувшегося места, они решили провести этот день здесь, вместе с важным «Петей», который не думал их покидать.
У одинокого пляжного зонтика Дмитрий нашёл два лежака. Эльвира прилегла с журналом на солнце, а он пошёл смотреть окрестности. Его заинтересовал мыс, где волны разбивались о камни, уложенные, чтобы защитить от моря клочок суши. Здесь располагалось пустующее кафе. У самого берега стояли столики под деревьями, а у входа на эту площадку – буйно цвело алым пламенем неизвестное дерево – единственное во всей округе. Двое местных мальчишек, раздетые до пояса, сидели на камнях, подставляя себя солёным брызгам. Рядом с ними резвились дворняги.
Очевидно, это заброшенный клочок земли. Кто-то построил кафе, укрепил берег, не просчитав силу волн. А может хозяина выжили конкуренты. Как бы ему хотелось поселиться в одном из домиков на этом склоне, просыпаться с шелестом волн, смотреть на встающее солнце!
Дмитрий решил поискать какую-нибудь еду. В ресторан, где им полагался оплаченный обед, они не пойдут. Долго искать не пришлось. Всё что он хотел, нашлось в двадцати метрах от их «лёжки». Он заказал обед на два часа местного времени и вернулся к Эльвире. Она спала, накрыв лицо журналом. Петух, словно верный страж, выхаживал среди деревьев.
Ровно в два часа, и не минутой позже, показался человек с подносом в руке. Он расставил на пеньке тарелки с провизией, две запотевшие бутылки местного пива, сложил руки лодочкой, поклонился, пожелав приятного аппетита на английском языке.
Для Эльвиры появление обеда на столе оказалось сюрпризом. Она всплеснула руками и принялась рассматривать «сифут». Им принесли тайский суп с мидиями и креветками, жареную рыбу под соусом. Дмитрий поднял бутылку с пивом и провозгласил:
– За остров Самет!
– За Самет! Чудеснее острова нет! – отозвалась Эльвира откидывая со лба мокрые пряди волос. И только солнце, и одинокий петух были свидетелями их тоста, и было им хорошо под щедрым солнцем, рядом с тёплыми волнами, в компании петуха, – они никого больше не хотели!
Он извлёк из сумки камеру и снимал жену, стараясь чтобы «Петя» был в кадре. Эльвира, позируя, стала вытанцовывать вокруг стола.
– Танец освящения пищи. Обед на острове Самет. Где ни тебя, ни меня уже нет. Но мы увезём с собой в памяти этот остров, это солнце и волны. Дома, в долгий зимний вечер, мы поставим эту запись.и.. вновь окажемся здесь – комментировал запись Дмитрий. – Большой привет, с острова Самет, где ни тебя, ни меня больше нет.
Петух не зря оставался в их компании. Ему достались остатки супа и рыбы. Начисто лишённый чувства благодарности, он воздал должное тайской кухне, отвернувшись к ним задницей, с красными и синими перьями.
Стрелки часов неумолимо приближались к семнадцати часам. Так не хотелось уходить с обжитого места! Вероятно, эти маленькие домики сдавались, и, при желании, можно было остаться здесь.
Они облачились в шорты, и пошли по мокрому песку назад, к месту высадки, туда, где уже собирался народ. Дмитрий обернулся, и ещё раз посмотрел на мыс. Вечно зелёные кроны деревьев соседствовали с пожелтевшими. Краски этого уголка напоминали нашу раннюю осень, и, среди всего этого, полыхал красный костёр единственного дерева, которое цвело.
Почему так не хотелось покидать этого места? В нём была какая-то своя душа, своя загадка. И дело, в общем-то, не в волнах, не в песке и пляже. Как маяк, в его сознании, осталась память о цветущем дереве, которому ни по чём сухой сезон.
В плавучее «корыто» уже садились туристы. Среди них Криковский увидел знакомые лица, или правильнее будет сказать «тела», пытающиеся одолеть невысокий бортик. Один из них перенёс ногу, но потом пошатнулся, упал в волны. Второй помогал ему подняться. Невооружённым глазом было видно – они пьяны!
Если бы это были немцы, или англичане, Дмитрий наверняка испытал бы облегчение. Но это его соотечественники, на которых взирали туристы и местные жители. Разве нельзя было пить дома, в своих квартирах, наконец, хотя бы в номере гостинницы? Зачем так далеко ехать? Ах да! Чтобы показать себя! Как он мог забыть об этом?
На катере они прошли на верхнюю палубу, надеясь, что тёплая компания не рискнёт забираться высоко. Несколько молодых девушек с бронзовой кожей, не желая упускать последних дней, лежали в купальниках на небольшом плоском возвышении, служившем крышей для нижней палубы. Рядом с одной из них, с хорошо сложенной фигурой, присел на поручень чернявый парень, на вид кавказец. Вся компания говорила на русском языке. Несколько иностранцев снимали на камеры остров, фотографировали друг друга. Дмитрий тоже решил снять береговую черту и мыс, с алеющим пятном неизвестного дерева.
Неожиданно его объектив закрыла знакомая бабья физиономия. Парочка поднималась по лестнице к ним. Купание в воде вернуло им живость, их майки и шорты ещё не успели обсохнуть. Они держались за поручень, с минуту обозревали окрестности, удаляющийся берег, затем их взгляды остановились на фигурах девушек, и глаза стали зоологическими. Стараясь казаться вполне галантными, они пытались заговорить с той, возле которой сидел парень.
Пространство верхней палубы было небольшим, и их слова не были понятны, пожалуй, только иностранцам.
– Ребята, успокойтесь. Это моя девушка. – Повернулся к ним брюнет.
– Да что ты говоришь? А у тебя, черножопый, неплохой вкус! Только почему ты к русской девчонке приклеился? Тебе, что, своих мало? – растягивал слова «бабья морда», вращая глазами. – Слышь, Лёха, пора чёрных ставить на место! А лучше – на вилы! Ты понял, сучонок? Ты Лёху не заводи!
Девчонка, мигом села, прикрывая руками грудь, растерянно моргала.
– Ребята, вы чего? Это жених мой, Игорь. Какой он чёрный?
– Я их за километр по запаху чувствую! Тоже мне, защитница, твою мать.